Символика многоглавия в древнерусском зодчестве и форм покрытий в деревянной культовой архитектуре

С принятием христианства в 988 году началось строительство многоглавых храмов в дереве и камне. Строительство многоглавых храмов в этом и последующие периоды объясняют влиянием символики христианства, композиционной и художественной целесообразностью. Но широко распространенное многоглавие, свойственное древнерусскому зодчеству, заставляет искать и другие истоки происхождения в связи с прообразами языческой религии, формообразованием луковичной главы и ее символики, в дополнение предположений, высказанных рядом исследователей.

Исследование ставит задачу – дать многостороннюю оценку происхождения многоглавия в русской архитектуре, символике главы и форм кровельных покрытий – шатра, бочки, куба. В связи с этим более полно раскрывается идейно-образное звучание ряда памятников архитектуры. Необходимо обратиться к периоду язычества древних славян – периоду поклонения природе со всеми многообразиями ее проявления и, как следствие этого, к круговым святилищам (двухкольцевым и девятичастным) гадательным чарам (сосудам с их семантикой) для отдельных биохронологических циклов, к священным рощам и к фибулам (амулетам-оберегам), которые отражали языческие мифы – образы славянских божеств. Исследования академика Б.А. Рыбакова, в частности «Язычество Древней Руси» с использованием многочисленных работ известных археологов и анализ архитектурных композиций, дает основание для более глубокого понимания истоков русского многоглавия и форм покрытий в культовой архитектуре.

Конструктивное и художественное назначение форм архитектуры рассматривается в связи с формами в природе, их символами и физико-оптическими явлениями. Подвергается сомнению возможность заимствования форм покрытий в виде бочек и кубов на деревянных храмах от трансформации закомарных покрытий и преломляющихся скатов деревянных кровель, а форм главы – от куполообразных покрытий световых барабанов каменных церквей, ввиду особой функциональной, конструктивной и художественной целесообразности указанных форм на каменных храмах, символически четкой формой небосвода, как для внешнего облика, так и для внутреннего пространства. Незначительная вогнутость и заостренность в верхней части купола дает символ шлема, т.е. формы, имеющей утилитарное назначение и вызывающей определенные ассоциации. Свисаемая пучина куполов (у небосвода нет пучины) уже может ассоциироваться с другим символом – кругом-солнцем, а форма шейки – с лучом солнца. Вытянутая форма, приближающаяся к яйцевидной, напоминает язычок пламени и символизирует огонь.

Для воплощения символа поклонения природе, всему растущему на ней существовал на гадательных сосудах и фибулах треугольник – пирамидка. Если пирамидальная форма могла быть широко обобщенным символом роста в природе, ассоциирующемся с четко выраженной пирамидальностью ели, то форма бочки и куба могла быть символом более тонко подмеченной пластичной формы роста в природе (уширение, удлинение, сужение) и ассоциироваться с их округло-овальной формой кроны березы (разнообразие для березы: яйцевидная и обратнояйцевидная), клена, дуба, столь почитаемых со времени Киевской Руси. Здесь нет формы язычка пламени вследствие небольшой высоты, нет формы небосвода и шлема ввиду наличия пучины (свисания).

Время раскола в русской православной церкви (начало в 1653 году) и особые рекомендации на строительство «с завершением пятиглавием, а не шатром», наставление делать главы «круглыми и невысокими и неострыми» (чтобы они не воспринимались символом язычка пламени), повсеместное исчезновение церквей с покрытием «фонарем» и возникновение старообрядческих монастырей (особенно в Заонежье Данилов монастырь) с их символическими шатрами и бочками над двухскатными кровлями дает возможность отделить символические формы от тех же форм, имеющих функциональное назначение и воспринимаемых нами как художественно выразительные (покрытие восьмерика шатром, других срубов – кубом, бочкой и т.д.), органично вошедшие в композиционный строй православной русской архитектуры.

Обратим внимание, что трансформированная форма бочки от других конструктивных форм вряд ли могла стать символическим элементом над двухскатными кровлями. Возникновение шатра только как варианта высокой кровли тоже не стало бы символическим элементом. Частое упоминание в летописях о церквах в Заонежье XVII в.: «церковь клетски, верх шатровый» и рисунки XVII века с клетскими церквами, завершающимися шатром, подтверждают широкое распространение такого варианта завершений сохраненного, после раскола в русской православной церкви, только в старообрядческих монастырях. Старинный рисунок Данилова монастыря в Заонежье иллюстрирует колокольню с шатровым покрытием, завершающимся главой без шейки (дошедший до нас пример: в селе Кулига-Дракованово Архангельской области. XVII в.) и подобные на этих колокольнях завершения над придорожными крестами. Не отголоски ли это девятичастных святилищ с наземным символом разжигаемого огня в форме главы без шейки, т.е. с исключением луча солнца – шейки в синтезе с луковичным объемом-солнцем.